Центральный дом актера отметил 76-й день рождения традиционным капустником, посвященным на сей раз 150-летию Станиславского. Бессменный член правления Дома актера Александр Ширвиндт рассказал «Известиям» о переменах, произошедших в главном клубе служителей Мельпомены.

— Каким вам видится Дом актера сегодня?

— Сегодняшнее правление Дома актера — это все равно люди эскинского «разлива»: Марк Захаров, Олег Табаков, Юлия Борисова, Вера Васильева, Людмила Максакова, я и так называемая молодежь: Юрий Васильев, Николай Цискаридзе, Федор Добронравов. После смерти Маргоши мы долго не могли найти достойного преемника, пока не возник тандем Игоря Золотовицкого и Александра Жигалкина.

Они выросли под эскинским крылом, будучи совсем молодыми, поэтому нам померещилось, что они одной с нами группы крови. Они действительно болеют за эту мистическую структуру в то время, когда не осталось подобных интеллигентных клубностей. Когда-то все такие дома были местом, где советская интеллигенция могла выпустить пар при тупике свободы и цензуре, царящей в стране. В клубах было особое братство. Во времена перемен все бросились заниматься индивидуальной свободой и забыли о мельпоменовской общности. Только благодаря преданности Маргоши в самые тяжелые моменты, когда дом пытались отобрать, она умудрилась сохранить эту атмосферу.

Как показал ушедший сезон, какая-то жизнь в Доме актера бурлит. Ребята эстафету приняли и бегут. Как это сосуществует с нашей действительностью — сложный вопрос. Я наблюдаю за своими студентами и понимаю, что они другие. Их можно привлечь к участию в мероприятиях в Доме актера, но не могу сказать, что они стремятся туда попасть, живут этим. Они в этом не воспитаны, и это не их вина, а их беда. Все изменилось.

— Между людьми старшего и младшего поколения — пропасть?

— Терпеть не могу разговоры из разряда «ах, в наше время». Я преподаю в Щукинском училище, и многие поколения через меня прошли. Единственное, что меня настораживает, — раскрепощенно-талантливое отрицание нашего поколения. Это нехорошо, потому что совершенно безграмотно.

Недавно я наткнулся на эссе Михаила Булгакова с резко отрицательным отзывом на спектакль Мейерхольда. Новый театр с грязными людьми в синих блузах не понравился Булгакову, он написал: «Мне говорят, что это театр ХХ века, театр будущего. Ну так пусть в будущем и смотрят такой театр, а я не хочу». И это пишет не кто-нибудь, а Булгаков о Мейерхольде. Этот текст мне напоминает сегодняшний момент.

Молодые сегодня темпераментно и талантливо куда-то бросаются, а мы вынуждены стыдливо отмалчиваться или брюзжать, что одинаково стыдно и неправильно.

Мне кажется, прежде чем реформировать, нужно сначала сделать что-нибудь неслучайное, продолжительное во времени. Сейчас ошибочно считают весь репертуарный театр рутинно-советской архаикой. Мы не застрахованы от страшных перегибов, которые закончатся тем, что масса театров рухнет как явление природы. Я не уверен, что это хорошо. Когда нам говорят, что нигде в мире нет такого количества театров, мне хочется ответить: при чем здесь во всем мире, когда мы говорим о себе?

—  Ситуация в Большом театре связана с этой проблемой?

— Чтобы что-то говорить о Большом, нужно знать ситуацию изнутри, а я из другого «ансамбля». Мне кажется, что все, что вокруг этого театра происходит, — обывательское непонимание огромного масштаба этого здания и коллектива. Когда во главе театра стоит такой мощный директор и нет идентичного по силе и таланту художественного руководителя, театр попадает во власть вкусовщины и нервов.

Театр должен иметь творческого лидера, а не способного перманентно существующего руководителя балетной или оперной группы. Когда есть Григорович, Светланов, Хайкин, то понимаешь, что все остальное — это вопрос техники и административного таланта. Когда идет постоянная смена кадров, возникает трагическая ситуация.

— Хорошо знакомый вам по совместной работе в Доме актера Николай Цискаридзе, по-вашему, смог бы занять должность худрука?

— Я не знаю Колю с точки зрения балетмейстерских способностей. Я знаю, что он человек очень умный, талантливый и очень амбициозный. Вообще амбициозность (хорошо это или плохо — не знаю) — сегодня главный атрибут существования. Но амбициозность выигрывает, конечно, при наличии таланта.

— Как относитесь к его высказыванию, что нужно разогнать все руководство Большого театра?

— Разогнать и что?

— Найти новое.

— Разгонять мы все умеем, а вот с новым всегда проблемы. Есть профессиональные параметры. Это должно быть талантливое руководство.

— Несколько дней назад во время вручения премии Союза театральных деятелей «Гвоздь сезона» вам и Театру сатиры досталось от ведущих. Как относитесь к критике в подобном тоне?

— Я сам долгие годы занимался подобным ерничеством с сильной компанией в Доме актера. Замечательно, что Константин Богомолов и Сергей Епишев разбирают по косточкам столичную театральную ситуацию. Но если говорить честно, в капустнике «Хрустального гвоздя» было больше злости, точных формулировок и меньше остроумия. Если бы количество юмора соответствовало количеству иронии и нахальства — было бы замечательно. И еще есть такая черта сценического пребывания, как обаяние. С этим тоже дефицит.

Я впервые был на «Гвозде», и мне показалось, что в структуре церемонии есть некое несоответствие. Существуют призы типа «Золотой малины» или «Серебряной калоши» — там это органично. Если бы конферансом занимались Богомолов и Епишев, а вручением «Гвоздей», например, Калягин — церемония бы от этого выиграла. Из-за того, что они подкалывают награжденных, нивелируются и их заслуги, и работа, проделанная жюри. Артисты ведь какой народ? Помимо г…на они хотят ласки и наград.