Московский академический театр сатиры показал
премьеру спектакля «Двенадцатая
ночь» по комедии Уильяма Шекспира в постановке
Павла
Сафонова. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
В истории про разлученных брата и сестру, в финале
пьесы не только встречающихся друг с другом, но и
находящих свое счастье, веселья и грусти напополам.
Конечно, «Двенадцатая ночь» прежде всего комедия
положений, со смешными диалогами, розыгрышами,
переодеваниями и гендерными перевертышами, но все-таки
это комедия меланхолическая: в ней Шекспир смотрит на
мир глазами мудреца, знающего, что земной мир
ненадежен и хрупок, что всем правит случай и люди —
игрушки в руках судьбы. С одной стороны, комедия, как
принято говорить «на театре», самоигральная, с другой
— самая что ни на есть «режиссерская», без внятных
решений с ней не совладать.
Павел Сафонов переправил действие «Двенадцатой ночи»
из вымышленной шекспировской Иллирии туда, где
режиссеры не так уж редко размещают канонические
пьесы,— в цирк. Не в тот, конечно, где показывают
дрессированных зверушек и кто-то все время взмывает
под купол, и не в тот, где беспрерывно смешат. Здешний
цирк, придуманный литовским сценографом Мариюсом
Яцовскисом, располагается словно на развалинах
античного амфитеатра — невидимую арену ограничивает
полукруг каменных сидений, по углам сцены находятся
статуи и остатки колонн. Полукруглая же задняя стена
ржавого оттенка открывает большие двери в черную
пустоту — за ними иногда раскачивается маятник,
напоминающий о времени.
Времени, между прочим, на «Двенадцатую ночь» в Театре
сатиры отведено немало, спектакль идет почти три с
половиной часа. Потому что все персонажи шекспировской
пьесы должны успеть хоть немного, но преобразиться в
клоунов. Цирк — универсальное оправдание тому, что все
происходящее на сцене случается не всерьез. Поэтому
герцог Орсино (
Андрей
Барило) может картинно маяться тоской,
притворяться засиженным птицами памятником и
самоубийцей — то лезть в петлю, то наводить на себя
пистолет, а Оливия (
Лиана
Ермакова) — горестно трясти венчающей ее
траурный наряд роскошной шляпой (отличные костюмы
Евгении Панфиловой). Все равно театр распишется в
несерьезности и спасует перед цирком. Три придворные
дамы, они же ведьмы, зачем-то превратятся в
шепелявящих гвардейцев, а дурак Мальволио окажется
таким глупым, что и смеяться над ним не захочется. Все
равно каждому персонажу уготованы клоунские ужимки,
яркие пятна и даже блестки, вторгающиеся в черно-белую
поначалу палитру спектакля. Все равно ни в чью любовь
поверить не придется, а важная для Шекспира
двойственность сексуальных влечений главных героев
станет лишь поводом для грубоватых банальностей.
Виола (
Елена
Ташаева) и ее брат Себастиан (
Сергей
Беляев) здесь вроде бы так и остаются чужаками;
и нет беды в том, что они ничем, кроме формы и цвета
костюмов, друг на друга не походят. Путаница в
«Двенадцатой ночи» Сафонова вряд ли должна быть
принята зрителем на веру, она — лишь условный повод
для череды забавных сцен, многие из которых кажутся
сыгранными лишь потому, что того требует текст пьесы.
Неудивительно, что самыми естественными и
убедительными в сей круговерти оказывались те
комедианты, которые, кажется, сыграли уже не в одну
похожую игру и поэтому всем играм давным-давно знают
цену,— битый жизнью шут Фест
Олега
Кассина и дядя Оливии, сэр Тоби Белч
Игоря
Лагутина. И что завершить спектакль пришлось
чем-то абстрактно красивым, но не имеющим
непосредственного отношения ни к чему существенному —
градом красных цветов с острыми наконечниками:
прилетая с разных сторон и втыкаясь в подмостки, они
превращались в яркую клумбу посреди бутафорских
развалин.